Пётр Киле - Солнце любви [Киноновеллы. Сборник]
ПОЛИНА. В самом деле, вы можете меня касаться. Чудесно!
ОРЕСТ-МОРЕВ. Ваш бюст - воплощение красоты и любви.
ПОЛИНА. Я уже почти богиня.
Полина сняла трусики, узкие, почти исчезающие, может быть, поэтому казались некой нарочитой уловкой, отдающей пошлостью.
ОРЕСТ-МОРЕВ. Вы богиня!
Она упала на край кровати. Он; раздеваясь, любовался ею, и взгляд его она ощущала по всему телу, вместе с дрожью волнения. Он прилег на нее сверху, и поцеловал в губы, затем, опершись на колени, в груди...
ПОЛИНА. Нет, это не видимость, а вполне реальная, восхительная ласка.
Она стала отвечать, то есть со своей стороны касаться его, и он не исчезал, сладостно нежный и милый, как ангел. Его страсть была воздушна и легка, как поцелуй ребенка, сказал бы поэт.
ПОЛИНА. Как это ты делаешь?
ОРЕСТ-МОРЕВ. Хорошо?
ПОЛИНА. Очень. Так нежно, так упоительно сладко. Потрясающая нежность. Нега страсти. Восторг.
ОРЕСТ-МОРЕВ. Это сон.
ПОЛИНА. Сон?
ОРЕСТ-МОРЕВ. Соитие, как и смерть, прекрасно лишь под покровом сна. Это Аполлон навевает нам сон. А ведь иначе восторжествует Дионис.
ПОЛИНА. Упоительный сон. (Засыпает.)
Спальня. Полина лежит в халате поперек кровати. Входит в сумерках белой ночи Потехин, опускается на кровать...
ПОЛИНА. Орест!
ПОТЕХИН (раскрывая полы халата). Орест? Что здесь было, черт возьми?
ПОЛИНА. Как! Мне всего лишь приснилось?
ПОТЕХИН. Полина, что приснилось?
ПОЛИНА. Тебе лучше не знать.
ПОТЕХИН (вскакивая на ноги). Здесь кто-то был?
ПОЛИНА (поднимаясь тоже). Орест.
ПОТЕХИН. Морев?
ПОЛИНА. Орест.
ПОТЕХИН. И ты, Полина?
ПОЛИНА. Что значит «и ты»?
ПОТЕХИН. Со Стасом мы обнаружили Юлю. Ирина Михайловна приезжала за нею.
ПОЛИНА. А Морев?
ПОТЕХИН. Его мы не нашли. Юля не отвечала на наши вопросы. Я решил, что она потерялась еще ночью одна, а Морев... Как! Он был здесь?
ПОЛИНА. Орест.
ПОТЕХИН. Где он?
ПОЛИНА. Кто?
ПОТЕХИН. Он должен уйти.
ПОЛИНА. На верную смерть?
ПОТЕХИН. Это его дело.
ПОЛИНА. Ты можешь его защитить.
ПОТЕХИН. Нет. Деборский не отстанет тогда и от нас. Он сойдется с Кротом, и тогда мы всего лишимся - и дома, и жизни. Ты этого хочешь?
ПОЛИНА. Нет! На гребне успеха и счастья - всего вдруг лишиться? Боже!
ПОТЕХИН. Это сегодня происходит сплошь и рядом. Если бы не Морев... Он должен уйти.
ПОЛИНА. В таком случае, и я уйду.
ПОТЕХИН. Что ты говоришь? Куда?!
ПОЛИНА. Из этого дома.
ПОТЕХИН. Ты готова оставить меня из-за Морева?!
ПОЛИНА. Нет. Из-за того, что ты готов отдать его в руки Деборского.
ПОТЕХИН. Я тут не при чем. Он не должен был оставаться здесь с его женой.
ПОЛИНА. Если она не в себе. Что было ему делать с нею? Это несчастье.
ПОТЕХИН. Тем более. Он просто должен был позвонить ее матери, чтобы та приехала за нею.
ПОЛИНА. Вероятно, Юля не хотела. Это как в психлечебницу ее поместили бы.
ПОТЕХИН. Это меня не касается. А он еще тут принимается за тебя. Да я сам готов его убить! Дерьмо!
ПОЛИНА. Это был Орест.
ПОТЕХИН. Морев.
ПОЛИНА. Это был сон. Или наваждение, как у тебя с госпожой Ломовой было.
ПОТЕХИН. Значит, столь ты развратна в душе, что лишь обнаруживает сон.
ПОЛИНА. Я развратна? А знаешь, если я развратна, то с тобой. Впрочем, как ты со мной. А с ним все иначе. Он любит. Он любит нежно, наслаждаясь женской красотой до самозабвения, как если бы писал. Вот это любовь! Я это поняла сразу, с первой встречи. Я не поверила себе и лишь посмеивалась, глядя на него и слушая его рассказы о первых владельцах дома, которых он и вызвал к жизни.
ПОТЕХИН. Он маг и волшебник.
ПОЛИНА. Он художник.
ПОТЕХИН. Постой! Ты хочешь сказать, что влюбилась в него с первого взгляда?
ПОЛИНА. Возможно.
ПОТЕХИН. Вот дерьмо.
ПОЛИНА. Кажется, и ты, Вениамин, влюблен.
ПОТЕХИН. В кого?
ПОЛИНА. В госпожу Ломову.
ПОТЕХИН. Это портрет. Это мираж.
ПОЛИНА. Но ты влюблен. Это главное. Вот и я влюблена. Во всем этом при нынешних нравах не было бы ничего такого, кроме отрады и счастья сверх, если бы не это осложнение с Юлей и Деборским.
ПОТЕХИН. Теперь я вижу, это как рок. Слишком все хорошо складывалось.
ПОЛИНА. Но еще удивительнее могло быть! Я пойду приму ванну. (Уходит.)
Потехин идет по дому, разговаривая по телефону.
ПОТЕХИН. Стас, он должен быть здесь. Если ты с ним заодно, найди способ выйти сухим из воды.
Мансарда Ореста Смолина. Марианна прислушивается к грохоту лифта с тревогой. Входит Орест Смолин, серьезный и грустный.
МАРИАННА. Орест?
СМОЛИН.. Была дуэль. Стрелялись Ломов и граф Муравьев. Игнатий убит.
Марианна уходит к себе, чтобы Орест не видел ее в муках слез и досады, а там еще пуще расплакалась, решив, что теряет Ореста.
Орест вошел к ней; она приподнялась с кровати, на которую упала, он обнял ее.
СМОЛИН. Добрая душа.
МАРИАННА. А Женя? Ты ее видел? Как она?
СМОЛИН. В недоумении. Пожимает плечами. Сидит в кресле, принимая позу, как на портрете, глядя перед собой в одну точку.
Марианна невольно рассмеялась и снова залилась слезами.
СМОЛИН. Что ты плачешь?
МАРИАННА. Нет, нет, ничего, кроме досады, я не испытывала к нему последнее время, хотя сама виновата. Уж такая у меня судьба!
Орест понял: девушка оплакивала свою судьбу, - он снова ее обнял, но она, смахивая слезы с лица, отодвинулась от него.
СМОЛИН. Постой.
МАРИАННА. Что?
СМОЛИН. Я не думал о женитьбе, но теперь вижу, что с этим тянуть нечего.
МАРИАННА. Конечно!
Марианна упала на кровать, расплакавшись навзрыд, отбиваясь руками от его прикосновений.
СМОЛИН. Выслушай меня.
МАРИАННА. Что вы хотите еще сказать?!
Забила руками по кровати и по стене она, как в истерике.
СМОЛИН. Выходи за меня замуж, Мари.
МАРИАННА. Что?! Вы любите меня, не ее?!
Она мигом вскочила на ноги.
СМОЛИН.Теперь это ясно мне.
МАРИАННА. Теперь? Почему теперь?
Марианна устремилась из своей комнатки в другие комнаты и мастерскую.
СМОЛИН. Я потому затянул с портретом госпожи Ломовой, что остерегался вступать в ее игру вообще и со мной в особенности. Игра в ее характере и в духе нашего времени. Я недаром потянулся к натуре. В тебе была естественность природы, подлинность юности, чистота...
Орест раздумывал вслух, то и дело привлекая к себе Марианну и вновь отпуская, ибо она нуждалась в движении.
МАРИАННА. Я не была столь чистой, иначе не поддалась бы соблазну... сделаться субреткой.
СМОЛИН. И в этом ты была естественна. Юность идет на риск, как сказано у поэта: "И жить торопится, и чувствовать спешит". Ты и предстала передо мной во всей силе весны. Как было не полюбить тебя?
МАРИАННА. Сказать надо было.
СМОЛИН. Я говорил, твердил о том, как поэты стихами, линиями и красками твоей весны.
МАРИАННА. Уф! Я не думала, что столь трудно выслушивать объяснение... Это объяснение в любви... весне или мне?
СМОЛИН. Да, Мари, я люблю вас от всего сердца, и оно принадлежит вам.
МАРИАННА. Что ж, я отдаю вам себя всю, вместе с моими веснами, какая есть.
Орест, вместо того чтобы обнять ее, потянулся к бумаге и карандашу. Марианна, рассмеявшись, снова заплакала, и тогда он бросил карандаш.
МАРИАННА. Сейчас, что ли? Нельзя ли подождать до ночи, если не до свадьбы?
СМОЛИН. Как хочешь.
МАРИАННА. Не хочу я мешать счастье с горем. Мне надо поехать к сестре.
СМОЛИН. Я отвезу тебя.
МАРИАННА. Нет, я же сказала, не хочу мешать счастье с горем. Я поеду к Жене и останусь у нее до похорон.
СМОЛИН. Ты не сердишься на нее?
МАРИАННА. За что? Ах, да, мне же отказали в доме. И поделом. Зачем же я туда поеду?
И тут загромыхал лифт, и пронесся звонок. Это подъехала Евгения Васильевна.
ЕВГЕНИЯ. Я на минуту. Хотела с тобой свидеться.
Сестры впервые расцеловались, у Марианны слезы, у Евгении лишь ярче заблестели глаза, совершенно необыкновенно выражая боль.
От Марианны Евгения потянулась к Оресту, он не обнял ее, что могло быть всего лишь выражением сочувствия, но и в этом ей отказали. Орест не отводил глаз от Марианны, и та, смахивая слезы, смеялась.
Евгения со вниманием поглядела на них, догадываясь, что здесь произошло, а те и не были в силах скрыть счастье, как влюбленные, которые только-только объяснились.
Евгения заторопилась. Марианна вышла проводить ее.
ЕВГЕНИЯ. Я приехала в город, чтобы увидеться с Сержем. Дала ему денег, чтоб он мог уехать за границу, чтобы избежать ареста и суда. И я уеду.
МАРИАННА. Послушай, он, кажется, из тех, кто предпочитает себе подобных. Ну, ты понимаешь, о чем я говорю.
